Во всяком случае, он был рад увидеться. Сам удивился тому, что все причиненные женой обиды куда-то подевались. Нет, он не забыл то, что произошло в день расставания. Он помнил все до мельчайших подробностей. Но теперь казалось, что это было не с ним. А просто кто-то ему рассказал ту грустную историю о собаке, мужчине, женщине и новорожденной девочке. Теперь он словно со стороны смотрел на случившееся. Ведь не мог же он, серьезный взрослый человек, сидя на скамейке детской площадки, рыдать навзрыд, не обращая никакого внимания на идущих мимо людей. Тем более, что сейчас он стал милиционером и понял, что чужое горе часто переносится тяжелее своего.
Павел провел жену в свою комнату милицейского общежития, находящегося в точечном высотном доме. Из патрульно-постовой службы, где прослужил несколько лет, он перевелся сержантом в охрану. Ездил теперь с группой захвата на срабатывание сигнализации, задержание преступников и разных правонарушителей. Питомник, со слов начальника отдела кадров, продолжали реконструировать, и когда он будет готов, никто не знал.
«Нет ничего более постоянного, чем временное», — вспомнил Павел где-то прочитанную фразу.
Он постепенно терял надежду заниматься собаками, заочно окончил школу милиции, и вскоре его обещали перевести на офицерскую должность оперуполномоченного уголовного розыска.
Комната была небольшая. С одним окном. Справа у стены — койка. Слева — письменный стол со стулом и шкаф для одежды. Павел предложил Полине сесть на кровать, а сам устроился на стуле.
— Ты так живешь? — пренебрежительно спросила Полина, присаживаясь на уголок покрывала. Но тут же спохватилась и, поменяв тон на благожелательный, добавила:
— Ничего, уютненько!
— Ну да, — ответил Павел, немного стесняясь, — все самое необходимое. Квартиру пока не дали, но обещают!
— Обещанного три года ждут! — засмеялась Полина, но неожиданно умолкла и, снова что-то вспомнив, резко прекратила смех.
Павел уловил этот момент и усмехнулся, поняв, что Полина не забыла, каким образом ей самой досталась квартира. И то, что он ни разу не завел об этом разговор.
Она продолжала жить по тому же адресу, поскольку родители Паши окончательно устроились в деревенском доме. Внучку свою не видели, как и невестку. Хотя помнили о них и мечтали когда-либо встретиться. В произошедшем разрыве они считали виновным Павла, но никогда об этом не говорили, понимая, что ему тоже приходится не сладко. Павел старался навещать их каждые выходные и праздничные дни. Но для милиции постоянно вводили усиления: то по поводу приезда руководителей страны, то лидеров партий, то иных важных чиновников. Встречи с родителями случались не часто.
— Может, чаю? — спросил Павел, чтобы разрядить затянувшуюся паузу.
— С удовольствием, — согласилась Полина.
Наливая воду в электрический чайник и включая его в сеть, Павел подумал, что его бывшая жена внешне совсем не изменилась. А, быть может, и внутренне. Как она жила все эти годы, он не знал, да, если честно, и знать не хотел. Милицейская служба закружила его хороводом своих проблем с засадами, переработками, проверками. Так, что и о себе он не успевал лишний раз подумать. Только маленькая дочурка частенько будоражила его воображение.
— У меня есть к тебе одна просьба, — сказала Полина, когда он стоял к ней спиной, расставляя на столе чашки, — ты по дочке не соскучился?
Этот вопрос звучал странным укором в его адрес, словно вот, наконец, она разыскала Павла, скрывающегося от выполнения отцовского долга. Будто она ежемесячно не получала от него денежные переводы, и теперь наступила расплата.
Павел обернулся и удивленно посмотрел на Полину, но промолчал. Ему ужасно захотелось высказаться о том, что она сама не давала встречаться ему с дочкой, устроить скандал…. Но статус сотрудника милиции и приобретенная выдержка помогали оставаться в рамках видимой доброжелательности.
— Нам надо уехать, — как ни в чем не бывало, продолжала Полина, — Кристину не с кем оставить. Всего на пару недель!
— Что значит — не с кем? — по инерции спросил Павел, но тут же замолчал, вспомнив, что он все же отец девочке.
Но Полина поняла этот вопрос по-своему.
— Ну, понимаешь…, — замялась она, сделав паузу, и затем резко продолжила, — ведь ты же собак любишь? Хотел кинологом работать. Да и так у тебя с ними все получается. Они тебя слушаются. Я думаю, вы найдете общий язык…
Здесь она остановилась, поняв, что выдала себя с потрохами.
Павел продолжал вопросительно глядеть на Полину.
— Понимаешь, у нас кавказец живет, и никто не хочет с ним остаться. Точнее, сука, — продолжила она.
— Ты мне о собаке ничего не рассказывала, — удивился Павел.
Полина пожала плечами:
— Ну, так что, решили? У нас билет на самолет через три дня вечером. Так что приходи в среду утром. Придешь? Познакомишься с собакой.
— Мне надо у начальства отпроситься, — неуверенно произнес Павел, чувствуя, как сильно забилось у него сердце, но не желая себя выдавать.
— В общем, мы тебя ждем! — поднимаясь, произнесла Полина уверенным тоном, подводя черту, — Отец не бросит дочку на произвол судьбы!
О чае никто уже не вспомнил. Полина быстро ушла.
Павел не знал, как должен отнестись к своей предстоящей встрече с дочкой, но чувствовал в этом нечто роковое.
Начальство пошло ему на встречу и в среду утром Павел, как много лет назад, поднимался по лестнице когда-то родной парадной. На несколько секунд задержался на площадке у мусоропровода. Подумал, что странно было бы увидеть за ним знакомую миску.