— Никак не могу привыкнуть к их оголенности, — сказала она, возвращаясь, — они мне не нравятся, выглядят, словно заплешивевшие зверюшки! Но стоят дорого. Недавно машину поменяли на иномарку. Может, чаю?
В этот раз она посмотрела на Павла. В глазах блеснул огонек заботы. Но Павел повернулся на шум.
Из дальней комнаты со смехом выбежали два мальчугана — погодки лет десяти.
— Мама, можно мы погуляем?
— Идите, только в лужи не лезьте, не хочу вас от простуды лечить.
Она снова посмотрела в окно, и Павел увидел ее задумчивый профиль. Теперь он не казался загадочным, а был просто усталым.
— Пожалуй, — запоздало ответил Павел.
Татьяна посмотрела на него:
— Ах да! Чай! Совсем забыла. Присаживайся к столу.
Она ушла на кухню. Захлопала дверцами шкафчиков. Затем выдвинула несколько ящиков и с виноватой улыбкой вернулась в комнату:
— Чая нет. Наверное, кончился, — грустно сказала она, — надо мужу сказать.
После небольшой паузы спросила:
— Может, пепси? Муж добавляет его в коньяк, говорит, что очень похоже на виски с колой. Виски стоит дорого.
Дети оделись в прихожей и вышли из квартиры, захлопнув дверь.
Татьяна вернулась с наполненным стаканом и поставила на стол перед Павлом. Он пригубил шипящий напиток.
Газы ударили в нос и, чтобы не закашляться, Павел резко выдохнул.
— Как ты? — спросил он, не зная сам, что подразумевает под этим вопросом.
Татьяна пожала плечами и снова посмотрела в окно. Будто там был ответ. Казалось, что для нее существует только это светленькое пространство в стене между штор, где она, как солнечная батарейка, черпает энергию, а может, заглядывает туда, скрываясь от существующей реальности.
— А ты? — спросила она, посмотрев на него в упор.
Неожиданно Павел осознал, что они за все время встречи еще не встретились взглядами. Словно он боится затмить образ той далекой девочки, не дающей ему покоя. И эта мысль показалась чудовищно стыдной и даже безобразной, потому что подсознательно он совершенно не хочет ничего в этой чужой ему женщине почувствовать, найти для себя, для своей души. Он униженно отвел взгляд в сторону, увидев, как в картонной коробке неприятно пучатся пятнистые тела щенков.
— Нормально, — ответил он и, протянув руку, снова взял стакан.
Отхлебнул напиток. Немного успокоился. Хотел что-то сказать о себе, но не знал, с чего начать. В голове кружилась служба в милиции, а об этом он говорить не хотел. Немного посидев в тишине, Павел приподнялся.
— Так я пойду? — тихо спросил он и посмотрел на Татьяну. — Еще дел много. Может, как-нибудь зайду.
Она, не отрываясь, смотрела в окно и не шевельнулась, когда он встал и направился к выходу. Сняв с крючка куртку, Павел выскользнул за порог. Ему захотелось представить, что это совершенно не тот дом, куда он стремился, и не было женщины с большими ягодицами, за которой он вошел в квартиру на втором этаже. Не было стреляющего газом напитка и детишек. Но пятнистое подвижное месиво из голых щенячьих тел, до которых было неприятно касаться, не давало отвлечься, перебралось внутрь его души, подкатило к горлу ощущением тошноты и муторности.
Вернувшись домой, он взял Клепу на руки и долго не отпускал, чувствуя родное тепло, слушая благодарное фырчанье.
Очередная зима оказалась слякотной и дождливой. Снова не подарила ребятишкам возможности покататься на коньках или слепить снежную бабу. Было совершенно непонятно, куда делись былые морозы и вьюги. Ученые продолжали упорно доказывать наступление потепления климата.
А затем пришло лето, и Павел опять в парке гонял мяч с Клепой. Снова вырывал его из пасти и бросал подальше в траву. Потом они бежали наперегонки, толкали мяч, и тот летел дальше. Казалось, не будет этому конца.
Андрей Кондратьев, новый напарник Павла, пригласил его к себе на дачу в Лужский район, и он без колебаний принял предложение, взяв с собой Клепу. Светлана, жена Андрея, накрыла стол прямо на улице и все могли наслаждаться реальным пейзажем Левитана: голубое небо, река вдали, колышущаяся на ветру полевая трава.
Клепа тоже радовался природе. Бегал вкруг, что-то грыз, метил все подряд и бежал дальше, познавая неизвестное. Пытался ловить пастью комаров и пчел, но после полученного несильного укуса прекратил это занятие и переключился на сверчков. Участок Андрея огорожен не был, так что можно было даже погонять соседских кошек.
Поедая шашлык на открытом воздухе, Павел услышал блеяние овец и с восторгом обратил на это внимание друзей.
— Да мы к этому привыкли, — отозвалась Светлана и указала рукой на поле, — это стадо старосты, нашего соседа, вон оно, у реки!
Все посмотрели и действительно увидели метрах в ста пасущихся овец.
Весна была дождливая, и трава активно росла вверх. Изменчивая, как водная поверхность, она переливалась на солнце ярким ковром, упираясь, словно в берег, в стену далекого соснового перелеска. Белые спины овец походили на гребешки волн, которые неожиданно беззвучно возникали, а затем пропадали среди слегка волнующейся глади.
— Красота! — сказал Павел, потягиваясь. — Что еще нужно человеку для отдыха? Только природа!
— Ты смотри, — откликнулся Андрей, — староста черного барашка себе прикупил! А все плачется, что денег нет. Я видел, как он своих баранов продает кавказцам, которые потом по полю за ними бегают. Видать, решил разбавить свое стадо новой кровью.
Все посмотрели на поле и увидели, как среди стада бегал черный барашек. Немного меньшего роста, чем взрослые, но энергии ему было не занимать. Он старался попасть в самый центр скопления, но, видимо, белые овцы не очень-то его желали видеть в своем коллективе и все время от него шарахались. Наверное, его назойливость надоела вожаку и он, громко заблеяв, разбежался и боднул в лоб черного. Тот от неожиданности присел на задние лапы. Но, очухавшись, тоже решил ударить обидчика, но почему-то не лбом, а своей тупой мордой.